***
Сосна, стоящая у входа
В пещеру горную, -
Взглянул я на тебя,
И показалось мне – увидел друга,
Которого давно когда-то знал!

Какую радость
Мне принесла в сновиденье
Встреча с тобою!
Но после еще грустнее
Тебя вспоминать наяву.
* * *

Встретились снова...
Но ведет к тебе лишь один
Путь сновидений.
Пробужденье - разлука
О, если б не просыпаться!
* * *

Но если сон
(Мы верим, что только сон) -
Жизнь наяву,
Тогда и любовные встречи,
Как все на свете, напрасны.
* * *

Пришлось разлучиться нам,
Но образ ее нигде, никогда
Я позабыть не смогу.
Она оставила мне луну
Стражем воспоминаний.
* * *

Предрассветный месяц
Растревожил память о разлуке.
Я не мог решиться!
Так уходит, покоряясь ветру,
Облако на утренней заре.
* * *

Она не пришла,
А уж в голосе ветра
Слышится ночь.
Как грустно вторят ему
Крики пролетных гусей!
* * *

Не обещалась она,
Но думал я, вдруг придет.
Так долго я ждал.
О, если б всю ночь не смеркалось
От белого света до белого света!
* * *

"Несчастный!" - шепнешь ли ты?
Когда бы могло состраданье
Проснуться в сердце твоем!
Незнатен я, но различий
Не знает тоска любви.
* * *

Я знаю себя.
Что ты виною всему,
Не думаю я.
Лицо выражает укор,
Но влажен рукав от слез.
* * *

Меня покидаешь...
Напрасно сетовать мне,
Ведь было же время,
Когда ты не знала меня,
Когда я тебя не знал.

******
Моя любовь -
Как облако в лазури,
Плывущие неведомо куда, -
Встречаться нам с тобою не судьба
И даже тешиться надеждой наспрасно...

Фудзивара Садайэ

На сердце - тоска,
Как осенний туман
Беспросветный.
Томленье бесплодной любви...
Что может быть горше?

Смеюсь над летней мошкарой,
Что на огонь летит,
А сам?
Не по своей ли воле
Сгораю от любви?

В раздумьях о тебе
Я погрузился в грезы
И встретил там тебя!
Наверно, сердце, полное любви,
Навеяло мне сон.

В раздумьях о тебе
Я погрузился в грезы
И встретил там тебя!
Наверно, сердце, полное любви,
Навеяло мне этот сон.

Любовь моя...
Что будет с ней?
Куда ее влечет?
Лишь об одном мечта -
О встрече с милой, хоть на короткий миг!

Приходит время, А заветного свидания все нет!
Однако же лукавым обещаниям твоим
Пока еще я верю,
Знай!

Длинна ли ночь осенняя
Иль нет -
Не нам судить!
Зависит все от той,
С кем эту ночь проводишь!

На листья низкорослого бамбука
Лег первый иней, и , однако,
Не поблек их цвет,
Как и у сердца моего:
Оно по-прежнему окрашено любовью.

Корнями глубоко
Врастает в землю
Летняя трава.
Вот такова - моя любовь!
Правда, по осени трава увянет. Но пока...

Хоть ныне ты и холодна,
Словно вода
В реке Ёсино.
Мне не забыть тех слов любви,
Что прежде мы друг другу говорили.

Вы в сад ко мне зашли
Полюбоваться вишнею цветущей.
Я рад.
Когда цветы осыпятся,
Скучать я буду.

Думы печальные...
Нет им конца, -
Так ночью осенней
Стаи гусей
С криком летят и летят...

На старых ветвях
Осеннего хаги
Цветы расцвели.
Подумал я, на них любуясь,
Что прежнюю любовь мне не забыть!

Выпал снег,
Значит, тропы в горах замело, -
Уж некого ждать,
Суждено мне, наверно, растаять
В тоске и печали...

Высоко в горах -
Словно облако в небе -
Вишен цветы расцвели,
И не проходит дня, чтоб к ним
Не устремлялся я душою.

Холодные ночи...
Свежий иней стряхнув,
Засыпаю...
Сколько раз у дороги трава
Мне была изголовьем!

Едва лишь голос твой я услыхал, -
Как гуся первый крик
В небесной вышине, -
Утратила покой душа,
В заоблачные дали устремясь...

О, розы желтые
На берегу Ёсино!
От осеннего ветра
Даже тени ваши
В воде уж поблекли!

Прохожу по осеннему лугу,
И мои рукава,
Увлажнившись росой,
Источают
Цветов аромат.

Хлопая крыльями,
Дикие гуси летят...
Кто из странников
В этот миг не мечтает
Увидеть родных хоть во сне!

На родине, в полях Касуга
Ищу я сливу средь снегов.
Но белые ее цветы
Как мне узнать?
Ведь снег еще не тает!

С тех пор,
Как начались весенние дожди,
Ниточки-ветви
Ивы молодой
Все зеленее с каждым днем.

Весною ни единой ночи
Спокойно я не спал,
Меня тревожил сон:
С прекрасных вишен осыпались лепестки...

Осикоти-но Мицунэ

Весна

уж десять весен
со звездами безмолвными
беседу я веду

вишня в цвету на холме
прозвучал
колокол храма

ах, цветущая вишня
как сладко
отцвести и упасть твоим лепестком

сливы цветок
твой запах
моя мочка уха хранит

мой поезд мчится
по бокам поля канолы
рядом тень

сплетение растений
тревожат волны
лебедь проплывает

Лето

мой белый песик
просится в объятья
травы зеленой

глоточек коньяка
и тотчас в памяти возник
сезон дождливый, зябкий

флирт?
вино глицинии
пронизывает воздух

шоссе
в кювет скатился
летний сумрак

горного замка огни
очертанья туманны
дождливая ночь

Осень

слезами увлажненная Луна
блестит на
улыбающихся лицах

унесся в даль
последний поезд, вновь
сверчек стрекочет

желтые листья
светятся в полдень
возле пруда

Зима

на красной розе лед
так человек вдали
от его дома

снегирь
дыма струю пересек
развлеченье

закат зимой
опять пылает
во всем своем великолепьи

а вечером
воздушный змей
над Новогодним морем

1. Происхождение: танка и рэнга, хокку и хайку.
В средние века одним из наиболее популярных литературных жанров в Японии является танка ("короткая песня"). Как правило, это пятистишие, состоящее из двух строф с определенным количеством слогов: 5-7-5 слогов в трех строках первой строфы, и 7-7 в двух строках второй строфы. Что касается содержания, в часто используется следующая схема: одна строфа представляет определенный природный образ, другая описывает "резонирующее" с этим образом чувство (ощущение) человека:

В глухих далеких горах
Фазан длиннохвостый дремлет -
Долог хвост у фазана.
Эту долгую-долгую ночь
Ужели мне спать одному?

Какиномото-но Хитомаро,
кон. VII - нач. VIII в.
(пер. В.Сановича)

Искусство танка достигает особого расцвета в эпоху Хэйан (794-1192 г.) Большой популярностью среди знати пользуются диалоги в танках, а также поэтические игры, в которых один из играющих произносит часть танки - а другой должен вспомнить или самостоятельно придумать вторую половинку. Например, один произносит такой зачин:

Ой цветет калина
в поле у ручья!...

А другой подхватывает:

Парня молодого
полюбила я!!!

Шучу, конечно. Но на самом деле все так и происходило – с поправкой на японский язык. Я уверен, что порывшись в японских антологиях, дотошный исследователь может найти древние танки и про калину у ручья, и про клен заледенелый, и про сережку ольховую... Но это - отдельная тема, вернемся к нашим танкам.
Хорошие примеры вышеописанной игры можно найти в "Записках у изголовья" Сей-Сенагон.

Позже поэтическая игра усложняется. Играющие продолжают дописывать стихотворение, на каждом шаге используя последнее звено последней танки как начало для новой: один пишет трехстишие (3), другой добавляет две строки (2) - получилась танка 3-2; следующий добавляет еще одно трехстишие (3) - новая танка 2-3, и так далее; получается цепочка 3-2-3-2-... На каждом шаге происходит "сдвиг точки зрения" - как если бы некто делал фотографии, чуть поворачиваясь после каждого кадра:

Здесь как на чудо глядят
На серебряную монету -
Глухая харчевня в горах.
Басе

Вот уж совсем не к месту -
У парня длинный кинжал!
Керай

Вдруг выпрыгнет в темноте
Вспугнутая лягушка
Из чащи спутанных трав.
Бонте

Сбиравшая травы женщина
Роняет из рук фонарь.
Басе

Этот вид игры, напоминающей буриме, называется "хайкай-но рэнга" (что-то типа "игра в цепочку"). Впоследствии для рэнги разрабатываются специальные, иногда довольно сложные правила "сцепления". Очень важным для игры является выбор "начальной строфы" (трехстишие-хокку), которая во многом определяет тему и настроение всей рэнги. Происходят конкурсы на лучшее хокку, и постепенно написание этих отдельных трехстиший становится самостоятельным жанром - хайку. Появление хайку как жанра связывают с именем Мацуо Басе (1644-1694).

Кстати, в русской литературе из-за знакомства читателей лишь с классическими трехстишиями прочно укрепился термин "хокку", который не совсем верно применять, говоря о современных "отдельных трехстишиях". Кроме чисто формального различия, установленного с введением в XIX веке термина "хайку", существуют и более глубокие внутренние признаки, отличающие хокку от хайку.
Например, классические хокку содержат что-то вроде приветствия: составление цепочек-ренга обычно происходило в каком-то священном месте или в доме уважаемого человека, и "начальная строфа" отражала этот факт, намекая на историю места или гостеприимство хозяина дома. В отдельных трехстишиях-хайку это не требовалось.

2. Форма.
Традиционно хайку - это три строчки, 5+7+5=17 слогов. Большинство хайку состоят из двух частей-предложений, 12+5 или 5+12. Разделяются эти части специальным разделительным словом, играющим роль знака препинания. Зачастую разделительных слов вообще нет, да и сами хайку обычно записываются на японском в виде одного вертикального столбца. В этом случае разбиение просто подразумевается по класическому паттерну 5+7+5 (примерно так же, как при записи в строчку русских стихов можно предполагать, что рифмованные слова стоят на концах строк). Вообще, будучи по происхождению "начальными строфами", хайку зачастую имеют "незавершенный вид", т.е. не представляют собой грамматически законченных предложений.

катацумури
соро соро ноборэ
фудзи но яма
(Исса)

улитка
тихо-тихо взбирайся
гора Фудзи
(дословный подстрочник)

Так обстоит дело с *классическими японскими* хайку (хотя правило 17-ти слогов нарушал даже Басе). Что же касается переводов и "иностранных" хайку - существуют разные мнения.
Следует учитывать, в частности, что "слог" японского языка – это совсем не то же самое, что "слог" русского или английского (как по длительности, так и по информативности). А длины строк хайку (5, 7, 12) определяются длиной и структурой среднего "поэтического предложения" в японском языке - но не в русском или английском. Поэтому наиболее разумным представляется следующий подход:
- при переводе или написании хайку неяпонский поэт стремится передать *дух хайку* посредством правильного построения *образов* (об этом см. ниже);
- имитируется трехстрочная форма хайку, но с учетом естественных шаблонов иностранного языка. Например, в русских хайку может появиться привычный дольник, и по длине они обычно больше, чем 17 слогов (в то время как лучшие хайку на английском обычно короче - 12-14 слогов);
- "разделительное слово" не переводится - оно заменяется знаками пунктуации (',', '...', '!', '-', ':');
- для большего приближения используется "нежесткий" синтаксис и "ослабленная" грамматика: возможно отсутствие некоторых знаков препинания (например, точки в конце), использование только строчных букв.

белая ночь -
как долго звонит телефон
в доме соседа
(Алексей Андреев)

Кстати говоря, синтаксическая неопределенность не является "минусом" хайку, как это может показаться некоторым западным читателям. Наоборот, этот эффект является одним из приемов, с помощью которых достигается интересный эффект двойного прочтения. Например, вышеупомянутое хайку Иссы известно большинству русских читателей в таком переводе Веры Марковой:

Тихо-тихо ползи,
улитка, по склону Фудзи.
Вверх, до самых высот!

Но в оригинальном стихотворении, как видно из вышеприведенного подстрочника, никаких "самых высот" вообще нету. Более того, "гора Фудзи" стоит в конце стихотворения таким образом, что можно читать этот "хвостик" и как продолжение предыдущей строки, и как отдельное предложение - как если бы автор просто увидел гору где-то на заднем плане, отведя взгляд от улитки. На русском языке этот эффект неопределенности можно передать так:

тихо-тихо ползи
улитка по склону
Фудзи

Встречаются и хайку, в которых больше трех строк. Но еще чаще пишут однострочные или двухстрочные хайку. Ведь на самом деле японское хайку - это одностишие, один вертикальный столбик иероглифов. Так что при написании "по западному" их вполне можно делать в одну или две строки:

вдоль пляжа иду, оглянулся -
даже следов уже нет
(Осаки Хесай)

одна муха повсюду жара
(Мерлин Маунтейн)

При переводе хайку иногда делают рифмованными. Существует даже особый вид "бразильской хайку" с рифмовкой "крестом". Однако в оригинале (японском) хайку не рифмуются, и рифмованные переводы часто звучат несколько ненатурально. Я обычно предлагаю компромиссное решение: рифмы могут использоваться, но так, чтобы их "организующее начало" не подавляло образ и простоту звучания хайку - например, достаточно ненавязчиво звучат диссонансные или внутренние рифмы:

далекий волчий вой -
мой пес, лежащий у огня,
поводит головой в ответ
(Дэвид МакМюррей)

Гораздо большие проблемы при переводе вызывает "содержательная" часть хайку. О ней подробно рассказано ниже. Здесь же я приведу лишь еще один пример, показывающий, насколько сильно влияет на результат "собственное мнение" переводчика. Даже читатель, не знакомый с оригиналами, может легко это понять, когда сопоставит два разных перевода того же Басе:

Со мной под одной кровлей
две девушки... Ветки хаги в цвету
и одинокий месяц.
(перевод Веры Марковой)

отдыхаю в ночлежке
там же, где проститутки
луна над цветами хаги
(другой перевод)

3. Образ
Каждое хайку - это чувство-ощущение, запечатленное в небольшой словесной картинке-образе. Два основных качества образов:
А) Они приходят из непосредственного жизненного опыта: определенные яркие моменты жизни, впечатляющие нас и схваченные нашим "внутренним фотоаппаратом"; странные совпадения; смешные случаи; пейзажи, резонирующие с нашим внутренним состоянием или даже изменяющие наше настроение, приносящие нам неожиданное ощущение печали, одиночества, или какое-то другое чувство, которое даже НЕВОЗМОЖНО НАЗВАТЬ.
Б) Будучи записаны словами, эти "картинки" должны вызывать похожие ощущения в читателях: нужно не только описать свой опит словами, но сделать это так, чтобы воздействовать на читателя.
Искусство написания хайку - это своего рода танец на узком перешейке между "лужами" (А) и (Б): увлекаясь (А), можно написать много "натуральных" фраз типа "красивые листья на деревьях!", но это никого на впечатлит. Или же наоборот: если увлечься языковыми эффектами и уникальными видениями (Б) - это будет сложно воспринять другому человеку.
Собственно, этот "танец между лужами" - основа всей поэзии. В искусстве хайку имеются свои особые "па". Некоторые из них я опишу ниже.

3.1. Сезонное слово (киго)
Это слово, указывающее на то, в какое время происходит действие. Тема связи человека и Природы играет огромное значение во всей японской культуре; смена сезонов - один из основных мотивов в поэзии. Киго создает своего рода "природный фон", помогающий прочувствовать хайку. Возможно как прямое указание ("зимний вечер", "конец лета"), так и косвенное. Например, "сосулька" предполагает весну, "сбор винограда" - конец лета:

дрожит,
когда соседнюю с ней виноградину
срывают с ветки
(Дугал Линдсей)

Существует множество сезонных слов, которые являются традиционными. Людям, не знакомым с японской культурой, да и самим современным японцам далеко не всегда удается угадать, какой сезон подразумевается. На этот случай в Японии существуют специальные словари "сайдзики", где можно узнать, например, что "луна в дымке" означает весну. А в приведенном ниже примере подразумевается зима (начало весны), так как описанный обряд с одетой в маску обезьяной относится к празднованию Нового Года:

в этом году опять
маска обезьяны
на морде обезьяны
(Басе)

Современные хайку часто пишутся без киго. Хотя указание фона, на котором происходит действие, все равно имеет место - получается что-то вроде "слова окружающей среды" вместо "сезонного слова". Интересны также хайку с современными и иностранными сезонными словами. Например, "бейсбольная бита" для современных американских хайку - вполне подходящее киго, подразумевающее лето.

3.2. Соположение
Многие хайку (если не все) строятся на приеме, который называется со-положением (juxtaposition): имеются два объекта, и хайку представляет динамику их отношений. У Басе это - лягушка и пруд, у Иссы - улитка и года Фудзи. Интересно также, что из всех образов поэзия хайку выбирает как бы "минимальные" - если сравнивать стихи с электрическими цепями, то типичный хайку-образ - это просто одна искра между двумя полюсами:

Воздушный змей в вышине...
А только вчера маячил
на том же месте другой.
(Бусон)

Каштан упал на землю.
А почтальон нагнулся,
поднял его и бросил в сумку.
(Кобаяси Фумио)

Придавленные
шумом водопада,
смолкают люди.
(Накамура Тейдзе)

Существует очень много схем соположения: вовсе не обязательно
располагать "что-то маленькое около чего-то большого" или
"что-то новое вместо чего-то старого". Можно сопоставить:
- объект и фон;
- разные состояния одного объекта;
- действия;
- качества/отношения, и т.д.

Еще примеры:

Звезды в небесах.
О, какие крупные!
О, как высоко!
(Сехаку)

девочка в вертящихся дверях:
ни из дома, ни в дом,
просто бегом по кругу
(Алексей Андреев)

3.4. Концентрированная поэзия
Выше говорилось об отсутствии метафор и аллегорий в хайку. Но если быть совсем точными, то необходимо признать: большинство классических хайку содержат множество своеобразных "намеков" на определенные местности, события, людей, а также на произведения предшественников. В таких хайку происходит не только фиксация "здесь и сейчас", но возникает и "мостик" в другие времена и страны. Это тоже соположение, но в исторической перспективе: рядом ставятся миг и Вечность, как улитка и Фудзи.
Другое дело, что в отличие от западной поэзии, подобные намеки в хайку делаются очень тонко - читатель опять же получает "неразжеванный" образ и сам достраивает его самостоятельно в своей голове. Так работают описанные выше сезонные слова-киго: упоминание "елочной игрушки" или "белой ночи" сразу вызывает ощущение вполне конкретного сезона, хотя он и не назван напрямую.
Более сложные "отсылки к Вечному" - географические названия, намеки на исторические события, известные произведения культуры или народные обычаи - встречаются в современных западных трехстишиях гораздо реже, чем в японской классике, где каждое название, имя или фразеологизм тянули за собой целый шлейф ассоциаций:

Молния -
Волны стеною вокруг островов
Акицусима
(Бусон)

Как указывается в статье Харуо Сиране "За пределы мгновения хайку", в этом трехстишии Бусона гораздо больше работы воображения и игры слов, чем личного опыта. Стихотворение вообще не понять без дополнительного толкования. Тут и "молния" как сезонное слово для периода сбора риса, и древнее японское название "Акицусима", означающее "острова, на которых растет рис". И наконец, сама картинка с островами в волнах, снятая как бы с высоты птичьего полета - вполне возможно, еще одна ассоциация с рисовым полем, залитым водой.
Создание такой "концентрированной образности" - пожалуй, самый сложный прием для современных поэтов, живущих в мире размытых и перепутанных мультикультурных ценностей. Но именно такие трехстишия "с зацепками за Вечность" наиболее близки к тому, чтобы называться "хайку" в классическом смысле:

зима
застыла на стекле
"Большая Волна" Хокусая
(Алексей Андреев)

Санкт-Петербург.
А в моем Ленинграде
не было столько ворон...
(Михаил Сапего)

не замечала,
как комната бела, пока
не это красное яблоко...
(Анита Вирджил)

Глиняные божки,
а рядом глиняные горшки
на прилавке
(Максим Милосердов)

4. Сенрю: юмористические хайку
Говорят, что хайку - это поэзия перемен. Но к переменам можно относиться по-разному. Так, согласно восточной философии, все элементы нашего мира связаны между собой и пребывают в состоянии Всеобщей и Спонтанной Гармонии. Перемены являются закономерной частью этой системы. Поэтому отношение к переменам в поэзии хайку можно считать позитивным - эта поэзия приоткрывает перед нами некоторые всеобщие связи, о которых говорилось выше (в основном - отношения человека и Природы). Каждая хорошая хайку - это момент осознания, приближения, и реакцией на такое стихотворение часто является немного грустная, почти незаметная улыбка человека, которому удалось поймать мгновенный блик этого Великого Единства:

Как вдруг увидел я сосульку:
ее наполнил красотою лунный свет....
И я не стал самоубийцей.
(Сайто Санки)

Но есть и другое отношение к переменам - можно считать, что они подчеркивают абсурдность нашей жизни, и сама такая жизнь - лишь хаос и сплошное разочарование. Существует особый вид хайку, в котором выражается именно такая "негативная ирония". Эти трехстишия называются "сенрю" (по имени составителя первого изборника таких стихов). Сенрю тоже происходят из "игры в рэнгу" - но не из хорошо продуманных и глубоких "начальных строф" (хокку), а из внутренних трехстиший рэнги, при написании которых допускались некоторые вольности. Потому сенрю часто воспринимают как "хайку второго сорта". В них не всегда есть сезонные слова, и сами темы их, как правило, не претендуют на Вечность: это комичные бытовые сценки, часто со ссылками на текущие события в политике и т.п. (ибо где еще искать абсурдность, если не в ежедневном бурлении проблем и происшествий?). Однако многие с удовольствием пишут и читают сенрю (см. примеры ниже). К тому же не всегда удается отличить сенрю от "истинной" хайку - мир ведь не такой простой и бинарный, чтобы можно было однозначно отличать грустное от смешного:

Провел я как-то ночь
в опочивальне князя...
И все равно продрог.
(Керику)

после землетрясения
клюв петушка-флюгера
указывает в землю
(Мишель Уелш)

5. Хайбун: хайку в прозе
Помимо чистой поэзии, большое распространение получили в Японии "поэтические дневники", в которых стихи перемежались фрагментами прозы. Еще до появления хайку существовали дневники в стиле "дзуйхицу" ("вслед за кистью") - бессюжетные заметки обо всем интересном - увиденном, услышанном или просто пришедшем в голову. В них нередко цитировались стихи. С другой стороны, короткие стихотворения нередко снабжались комментариями. В конце концов форма поэтических заметок "хайбун" стала самостоятельным жанром. Считается, что Басе был первым великим мастером этого стиля. Известно, что его дневники - не просто наброски или комментарии к появляющимся в них хайку: некоторые фрагменты своих дневников Басе переписывал по нескольку раз, добиваясь максимальной выразительности от этих "хайку в прозе". Хайбун выглядит как небольшая зарисовка, нередко - с хайку в качестве замыкающей детали:

Похвала Унтику
Монах Унтику из столицы нарисовал какого-то почтенного наставника, - уж не себя ли? - сидящего к нам спиною, и сказал мне: "Сделай надпись к этой картине." Было ему тогда за шестьдесят, да и мне уже близилось к пятидесяти. Жизнь наша - сон, вот и себя он запечатлел спящим. Подстать и надпись – словно бессвязное ночное бормотание...

Обернись же!
Ведь и моя унылая осень
подходит к концу...
(Басе, "Записки из Призрачной Обители")

6. Визуальные эффекты
Иногда авторы хайку используют особое расположение текста на странице, чтобы "проиллюстрировать" некоторые образы самим видом
стиха. Можно много говорить о неприемлемости "визуальных стихов" вообще - однако я вижу две причины, по которым такие эффекты
оправданы именно в хайку. Во-первых, само трехстишие - это лишь одна маленькая картинка; в отличие от больших "визуальных
стихов", в хайку можно выдержать хорошее соотношение этого одиночного образа (содержания) и визульного эффекта (формы).
Во-вторых, искусство написания хайку в Японии включает в себя еще и искусство каллиграфии - японские хайку пишутся иероглифами, которые не только "именуют", но и - по происхождению своему - "изображают". По меткому выражению А. Гениса, "Иероглиф - незарастающий колодец в древность... Они [иероглифы] не столько заменяют предмет, сколько о нем напоминают." В каллиграфии подчеркивается именно эта "напоминающая" функция слов - как в самих иероглифах, так и в их расположении на листе. Вот как расположил одну из своих хайку Исса (если записать ее по-русски):

     бабочка в саду:
          малыш крадется -
               она летит,
                    он крадется -
                         она летит

Похожие "каллиграфические" эффекты, хотя и с меньшим успехом, могут имитироваться в других языках - например, в английском:

                 left upper corner of the envelope
                 the only part of your long letter
   
                 left

Или в русском:

               гранит          вода          гранит
                      качается      качается

Алексей Андреев

Танка - короткое стихотворение - способно стать мощным конденсатором мысли и чувства. Каждое стихотворение – маленькая поэма. Она зовет вдуматься, вчувствоваться, отворить внутреннее зрение и внутренний слух. Чуткие, восприимчивые читатели – сотворцы поэзии. Многое недосказано, недоговорено, чтобы дать простор воображению. Вот почему японскую лирику лучше читать неторопливо, как бы оставляя после прочтения каждого стиха время на постижение его сокровенного смысла. Так, японские художники, применявшие в своем творчестве сходные приемы, оставляли возле рисунка незаполненный белый фон.
Японская поэзия рождает так называемое послечувствование. Глубокий отзвук, вызванный в сердце танка, затихает не сразу. Чувство, сжатое, как пружина, раскрывается, образ, набросанный двумя-тремя штрихами, возникает в своей изначальной целостности. Способность будить воображение – одно из главных свойств японской лирики.
Танка, буквально «короткая песня», зародилась в недрах народного песенного искусства в глубокой древности. Ее до сих пор читают напевно, следуя определенной мелодии.
Танка – это всего пять строчек. В первой и третьей пять слогов, в остальных по семи – для танка характерен нечет. И как следствие этого, постоянно возникает то легкое отклонение от кристально уравновешенной симметрии, которое так любимо в японском искусстве. В танка отсутствует рифма в европейском ее понимании, зато ее с избытком заменяет тончайшая оркестровка, перекличка созвучий в начале и в середине стихов.
Внутренняя структура танка наделена такой емкостью и пластичностью, что в предельно узких рамках может вмещать в себя самые разнообразные картины природы и жизни человека в их нерасторжимой связи. Танка подмечает мелкую деталь, но способная к панорамному зрению. Одна из больших тем японской лирики – времена года. Вся жизнь человека была изначально связана с природой, грозной и прекрасной. Согласно представлением японца, она была одухотворенной. Всюду слышались поющие голоса природы.
Вторая большая тема классической поэзии – песня любви и разлуки. Танка заключает в себе элемент импровизации, поэтического наития, она словно сама рождается на гребне эмоции. Н каждое слово на счету, и поэтому очень важна символика – «язык чувств». Тоска разлуки ассоциируется с влажным от слез рукавом. Облетающие вишни, пена на волнах говорят о непрочности, эфемерности бытия. Слезы преображаются в жемчуг. Луна будит воспоминания, а в высоком плане она – символ чистоты и истины.
Ключевые понятия древней поэзии – «правда» и «правдивое сердце». Только то, что идет от сердца, - подлинная поэзия.
В ранней поэзии, собранной в антологии «Манъёсю» («Собрание мириада листьев») VIII в., литературная поэзия необычайной красоты и совершенства соседствует с фольклорной песней безымянных авторов. В антологии чувствуется отзвук тех времен, когда поэзия была достоянием всего народа.
В хэйанскую эпоху (IХ-XII вв.) были созданы нормативные каноны утонченно-изящной куртуазной поэзии. В столице Хэйан (ныне Киото) придворные аристократы видели смысл жизни в изяществе, блеске, великолепии. Велико было влияние более древних и развитых континентальных культур – Индии, Китая, Кореи. Тогда сложился и достиг полной зрелости классический стиль в искусстве. Танка стала принадлежностью придворного быта. Особой славой пользовалась антология «Кокинсю» («Собрание старых и новых песен, 905 г.)
Танка со времен стала четко делиться на две строфы: трехстишье и двустишье, и это членение оказалось очень важным для поэзии будущего (поэзии жанра хокку).
Ключевое понятие хэйанской эстетики – «мононо аварэ», красота с легким привкусом меланхолии, «печальное очарование вещей». Все пройдет в этом иллюзорном мире – так учит буддизм, но тем скорее надо любоваться прекрасным: вишней, пока не облетит, луной, пока не зайдет.
В XII в. кровавые междоусобицы разрушили прекрасную, но хрупкую хэйанскую культуру. Власть захватили военные феодалы. В поэзии на смену красивой печали пришло трагическое мироощущение.
Ключевым словом эстетики средневековья стала «юген» (буквально «сокровенное и темное») – извечное начало, согласно буддизму, скрытое в явлениях бытия. В искусстве это сокровенная красота, требующая неспешного созерцания, отрешенности от мира суеты. Наиболее прославленная книга поэзии этого периода – это Сайгё «Горная хижина». Поэзия Сайгё ясна и проста, но вмещает в себе сложный и противоречивый мир чувств.

* * *
Замкнутый между скал,
Начал подтаивать лед
В это весеннее утро.
Вода, пробиваясь сквозь мох,
Ощупью ищет дорогу.

Сайге (1118-1190)